Читать интересную книгу Милицейское танго [рассказы] - Дмитрий Анатольевич Горчев

если постарается, тем более что с паспортом, опять же, удачно получилось. Но главное: не думать, а то действительно с ума сойдёшь.

В общем, на следующий день купил Александр Васильевич газету объявлений и нашёл себе работу по специальности. Трудовую книжку у него не спросили — сейчас ведь главное, чтобы работу знал, а не что там у тебя написано. Работник Александр Васильевич был хороший, аккуратный, никогда не опаздывал, похмельный не приходил и на больничном не сидел. На работе его стали ценить и к следующему лету даже дали со скидкой путёвку в санаторий под Зеленогорском.

В санатории за Александром Васильевичем начал вдруг ухаживать полковник в отставке — солидный положительный мужчина, правда совершенно лысый, как сковорода.

Александр Васильевич сначала пришёл от этого в ужас и стал прятаться от полковника, но тот всё равно его однажды подкараулил и по-военному решительно объяснился. В том смысле, что он вдов, одинок и мечтает о спутнице жизни для ведения общего хозяйства. Есть у него мечта развести небольшую птицу: кур, уток, гусей и, может быть, даже фазанов, а сами понимаете, Александра Васильевна, без хозяйки это ему не потянуть. Только вот (тут полковник смутился) должен он честно сказать, что во время службы на ядерном полигоне мужское его здоровье, к несчастью, попало под лучевой удар, и он обязан об этом Александру Васильевну предупредить, чтобы впоследствии не было никаких недоразумений.

Последнее сообщение полковника несколько успокоило Александра Васильевича, и он попросил времени, чтобы подумать.

«Конечно-конечно! — воскликнул полковник. — Это у молодых хлоп — и поженились, а через два дня хлоп — и развелись. А мы люди серьёзные!»

Александр Васильевич действительно серьёзно обдумал предложение полковника и в конце концов согласился. Милое ему раньше одиночество стало его тяготить: как ни отгоняй мысли, а они всё равно лезут, особенно по вечерам и когда уже лёг спать. А так будут хлопоты, заботы — думать особенно будет некогда. Да и гуси-утки — тоже неплохо. Александр Васильевич всегда втайне мечтал о собственном хозяйстве, да всё как-то не получалось с город-ской-то жизнью.

Так что уже через пару месяцев они расписались в ближайшем загсе и скромно отметили свадьбу: из гостей были только два бывших сослуживца полковника. Александр Васильевич продал свою квартиру и переехал жить к мужу.

Жили они хорошо, никогда не ссорились и не спорили. Друг друга называли только по имени-отчеству.

Александр Васильевич научился вязать и готовить. Особенно удавался ему украинский борщ — полковник съедал этого борща аж по пол-кастрюли за раз. Александру Васильевичу это было приятно.

С работы он уволился и всё тёплое время с апреля по октябрь проводил в домике неподалёку от Токсово. Вокруг лес, грибы, малина — хорошо!

На выходные иногда приезжали внуки полковника — побегать по травке. Александр Васильевич их привечал: своих детей и тем более внуков у него никогда не было.

В общем, всё устроилось на удивление хорошо.

Только иногда, редко очень, глянет мельком Александр Васильевич на себя, проходя мимо зеркала, и удивится вдруг: «Да какая же я баба Шура?» Но тут же махнёт рукой: пустое всё, пустое, глупости.

Ангел

Василий Петрович встретил однажды в рюмочной Ангела.

Ангел был совсем на себя не похож, то есть довольно уже выпивший. Но Василий Петрович его всё равно узнал и спросил (ведь рюмочная — это специальное такое место, где можно задать вопрос кому угодно, даже совсем незнакомому человеку).

— Выпьем? — спросил Василий Петрович.

— Выпьем, — согласился Ангел.

Василий Петрович купил два по сто. Там, в рюмочной, сто грамм без названия стоили двадцать один рубль, а с названием — двадцать четыре. Василий Петрович на всякий случай купил с названием: ведь если какой-то предмет уже всё равно существует, то лучше пусть у него будет какое-нибудь имя, пусть даже всего за три рубля.

— Тебя как звать-то? — спросил Ангел, когда Василий Петрович вернулся с водкой.

— Василий Петрович, — честно ответил Василий Петрович. — А тебя?

Ангел задумался.

— Да зачем тебе, — сказал он наконец. — Всё равно не выговоришь. Ладно, давай выпьем.

Потом они ещё немного выпили — у Василия Петровича в тот день случились как раз деньги — рублей триста, что ли. Деньги, они у каждого человека могут случиться, даже у такого не слишком полезного, как Василий Петрович. Потом ещё немного выпили, а потом Ангел куда-то делся.

И оказался Василий Петрович каким-то образом на улице, освещённой очень жёлтыми фонарями — именно по таким улицам особенно любит ездить милиция. Милиция, она ведь что — она тоже живая, ей страшно ездить там, где совсем темно: мало ли что — вдруг выскочит злой какой-нибудь человек да и зарежет. А если фонари, то не так уж и страшно.

Поэтому милиция любит очень медленно ездить по таким улицам с выключенными фарами и внутри машины темно. Только горят красные огоньки: сигареты, наверное, или, может быть, глаза. И если попадётся такой машине человек, недостаточно уверенный в своём существовании, из неё тут же выскочит милиция и человека этого ограбит до нитки. Приятного мало, конечно, но такая уж у них работа.

Но в тот вечер по какой-то причине никакая машина по улице с фонарями не ездила, и поэтому Василий Петрович дошёл спокойно до своего дома и заснул. Только перед тем, как заснуть, подумал, что это, наверное, его Ангел спас.

И с тех пор если с ним случалось что-то хорошее, то Василий Петрович всегда знал, что это Ангел постарался. А если случалось плохое,

Василий Петрович не обижался: мало ли что, ангелы тоже люди — может, выпил лишнего и не уследил.

А однажды Василий Петрович ехал в метро, и на станции «Пионерская» открылись двери вагона, а там, прямо напротив двери, на перроне лежал мёртвый Ангел. Рядом с ним сидел на корточках доктор, но ничего не делал из того, что нужно делать доктору, а вместо этого заполнял какой-то протокол. Над доктором полукругом стояли шесть пассажиров: мужчина, женщина, две старухи и молодой человек с девушкой. И лица у них у всех были одинаковые.

Тут двери закрылись, и поезд поехал дальше.

А больше с тех пор с Василием Петровичем ничего не случалось. Или, может быть, случалось, но он этого не заметил.

Скорее всего он давно уже умер. Ну или, может быть, не умер — такое тоже с